Быль о двух братьях Гороховых — шуте-клоуне да шуте-свистуне

Жили-были два царства соседних, два престола златых, и у каждого царя был при дворе свой шут потешный. И шуты те — родные братцы, Гороховы, от одного корня, да натуры разные. Один — шут-клоун: плясун, скакун, лицедей, смехом народ чаровал. Другой — шут-свистун: хитёр, язвителен, песни-свисты чудные выдувал, слыть мудрецом в наряде пёстром.

Каждый шут свиту имел — малых шутков, смехачей да балаболок. Народ любил их забавы, а цари, диво дивное, делами при их шутках лучше ведали.

И было всё ладно, покамест не восхотел клоун-шут корону примерить. Дошутился — да и стал царём: воссел на трон, скипетр взял, венец принял, да облик весёлый с лица не сбросил. Мол, царство будет светлым, добрым и румяным, как кукольный балаган.

А брат его, шут-свистун, злобой воспылал. Не шутки ему стали. Тьма в глазах, зависть в сердце, да свист — уж не весёлый, а зловещий. Замыслил он брата свергнуть, меч занять, венец сорвать. Возмутил народ своего царства, собрал воинство, да и повёл на братний край.

Царь-невольник — тот, что над шутом-свистуном — ужаснулся. Что делать, коли шут, коего ради потех держал, в войну затеял, брата кровью грозил обагрить? Позвал царь всех жрецов, волхвов, попов и монахов, всех, кто к Божественному близок. Молятся, да взыщут: где ж обрести Изгнателя? Кто против бесов восстанет, кто демонов из городов прогонит, детей спасёт, царство обережёт?

А тем временем бесы разгулялись, как в смуту ведёт: пляшут на крышах, грызут души людские, малых уводят, великих разлагают. И все они — свитой шутовской силы свистуна — ведомы.

Народ молится, но молится в страхе. Надобен не просто священник, а избранный, духовный богатырь, что и слово знает, и свет несёт, и дух тьмы разгоняет. 

⸻
Такова была повесть о двух братьях — что смехом родились, да враждой погубились. И кто знает, быть может, и ныне где-то в мирах иных — ищется всё ещё тот, кто на беса встанет.